Прорастание древней красоты

Иной раз в Московской консерватории бывают очень необычные, можно сказать, экзотические концерты. Они выглядят ярким пятном на фоне традиционных программ, составленных из произведений композиторов-классиков, хотя музыка, исполняемая на таких «экзотических» концертах имеет более древние традиции и каноны, чем, например, сочинения И. С. Баха или композиторов венско-классической школы.
К таким неординарным событиям, безусловно, следует отнести концерт иранской музыки в БЗК прошедший 9 февраля.
По итогам концерта можно сделать два очень важных вывода: первый — насколько же мы не знаем эту культуру; второй — насколько же она оказала влияние на нашу, да и, наверное, продолжает оказывать.
Перед началом концерта Маргарита Ивановна Каратыгина (руководитель центра «Музыкальные культуры мира», благодаря которому мы имели возможность познакомиться и прикоснуться к этой музыке), сделала небольшое пояснение. Концерт состоит из 9 частей, которые построены на чередовании фиксированного, уже сочинённого (и отрепетированного) музыкального материала — тасниф, и совместного музицирования, возникающего здесь-и-сейчас — сазо аваз.
Инструментальные вступления, иной раз весьма развёрнутые и, в общем-то, вполне самостоятельные и самоценные обязательно предваряют каждый вокальный номер.
Иранская музыка — удивительна. Построенная на древней ладовой системе дастгах, её интонации поражают своей своеобычной прихотливой красотой, требующей очень чуткого слуха. Мелодические линии различных инструментов и голоса, как будто сплетаются в какое-то необыкновенное кружево, то сливаясь друг с другом, то расходясь. Музыкальная логика, которой музыканты следуют, ощутима и слышна «невооружённым» ухом. С другой стороны, эта логика и структура настолько непривычны нашему слуху, что сознание тут же услужливо ассоциирует какие-то интонации с Испанией, ритмы — с фламенко, и т.д. тем самым, будто пытаясь снизить уровень новизны и привязаться к чему-то знакомому. И хотя все эти ассоциации вполне закономерны (тут стоит вспомнить, что скорее всего распространение многих струнных инструментов по средневековой Европе шло именно с Востока и именно через Испанию), но всё же изрядно сужающие восприятие.
Необычны и сами инструменты, хотя время от времени они встречаются на концертных сценах страны.
Самые привычные, пожалуй, ударные. Руки Камрана Монтазери, кажется, живут своей собственной непостижимой жизнью — в то время как музыкант выглядит спокойным и даже расслабленным, его пальцы создают сложный, причудливый ритм.
С давних пор знаком европейцам и уд — один из прародителей лютни, распространившейся по Европе через Испанию. Тар немного похож небольшую гитару с зауженной талией и вытянутым грифом (понятно, что сходство это поверхностное и кажущееся, хотя у тара, как и у гитары, шесть струн и лады-порожки). Самый необычный инструмент — каманче, с круглым корпусом, длинным грифом и шпилем, это наверное один из древнейших смычковых инструментов, который используется и по сию пору, в то время как остальные известные нам смычковые инструменты того времени (ребек, ребаб и т. д.) остались в своей эпохе. Али Гамсари (исполнитель на таре, он же и автор программы), Сияваш Рошан (уд), Мехрзад Азами Киа (кеманче) — показывают такое владение своими инструментами, что иного слова, кроме как «виртуозность» подобрать нельзя. Но сложно найти и менее подходящего слова! Ведь под словосочетанием «виртуозный исполнитель» мы понимаем в первую очередь его техничность, некую сноровку-оснастку. Беглость пальцев отдельно, музыкальность — отдельно. Но здесь нет этого разделения. Все эти быстрые пассажи, мелкие длительности, сложные мелодии и т. д. — это не украшения музыки. Они и есть сама музыка.
Поражает и вокальная манера исполнительства — кажется, нельзя делать такое голосом, что делает Хосейн Нуршаг. И тут дело не только в использовании всего диапазона голоса от самых низких, глубоких звуков, до предельно высокого, напряжённого фальцета. И даже не в прихотливости интонаций и ритма, в какой-то фантастической, мельчайшей мелизматики, что человеку, выросшему на традициях западно-европейской музыки, кажется безумно сложным, на грани исполнительских возможностей человека, но что время от времени ещё попадается этнографам на просторах нашей необъятной родины. Самое удивительное это скорее какой-то особый вид пения, построенный на трелях (опять приходится прибегать к словам чуждым этой музыки), но эти трелирования исполняются не по соседним звукам (хотя и по ним тоже), а по терциям и в какой-то момент вдруг начинает казаться, что певец запел двойными нотами!
Но самое главное, в этой музыки, в её ритмике и мелодии слышна та глубокая древность, откуда она прорастает. И слушая вдохновенные «импровизации» (ещё одно не самое подходящее слово, поскольку в иранской музыки даже свободные, сочиняемые прямо в процессе исполнения, разделы подчиняются достаточно строгим правилам) почему-то задумываешься: а что если похожим образом импровизировали в ансамбле музыканты в Средневековье, разумеется с поправкой на иные ладовые основы и мелодические формулы? Насколько эта сохранившаяся древняя традиция может помочь нам понять и представить утерянную свою?